Удивительная штука человеческая память. Светлые мгновенья, которые, на первый взгляд, должны отпечататься в ней радужными цветными кадрами навсегда, постепенно стираются. А вот то, что хотелось бы вычеркнуть из памяти и забыть, как страшный сон, возвращается вновь и вновь. Михаил Михайлович Кучевский, житель деревни Мосты Левые, детство которого пришлось на суровые военные годы, как ни старается, не может забыть тех ужасов, которые довелось пережить мальчику в родных Борках, а позже в Кенигсберге, куда он с матерью был вывезен в сорок втором году на принудительные работы.
Детская память цепкая. Только четыре года исполнилось Мише, когда в Борках появились немцы. И с тех пор у деревенской ребятни детство окончилось. Исходя из реалий сегодняшнего дня, его не было никогда: лет с пяти-шести деревенским девочкам и особенно мальчикам приходилось трудиться почти наравне со взрослыми. А война, вообще, не раз ставила человека, в том числе и пятилетнего, перед выбором между жизнью и смертью. В то время дети рано взрослели.
Уже в зрелом возрасте военное детство не раз прокручивалось в памяти Михаила Михайловича Кучевского, не раз приходило в снах, а в конце-концов выплеснулось в что-то наподобие поэмы. Михаила Михайловича часто приглашают выступать на праздничных митингах. Когда он читает свои незатейливые строки о выстраданном в детстве и идущие от самого сердца, голос всегда дрожит, и присутствующие тоже еле сдерживаются от слез:
Я в детстве видел много горяИ пролил слез немало,В жизни всякое бывало, Радости выпало мне мало.
Отец Миши Михаил Федорович Кучевский в свое время в Борках был самым грамотным: семь школьных классов имел за спиной. После прихода Красной Армии и установления в деревне Советской власти в 1939 году он был выдвинут на работу в милицию, вместе с другими активистами поддерживал на месте новую власть. А с приходом немцев ему пришлось уйти в партизанский отряд, который обосновался в пуще.
Местные партизаны и отец часто наведывались в деревню, чтобы помыться, запастись едой. И вот однажды, когда Михаил Федорович находился дома, случилось непоправимое. Немцы выследили партизана и устроили засаду. А Миша с матерью Екатериной Ивановной в это время прятались у соседей на чердаке. За всем происходящим, как фильм ужасов, смотрели с чердака обезумевшая от горя женщина и пятилетний малыш. Утром немцы подогнали к дому Кучевских подводу, погрузили пожитки, за-брали из сарая живность. Позже приехали даже за приготовленным отцом деревом для новой избы. Сельчанам гитлеровцы пригрозили: «Кто спрячет у себя Катю, того расстреляем!» Участь женщины и ребенка была предопределена, но об этом Миша узнал позже.
— А тогда обезумевшая от горя мама повела меня ночью к реке. Позже призналась, что у нее было намерение утопиться вместе со мной, чтобы не видеть всего того, что может нас ожидать в будущем. Что ее уже у самой воды остановило, мама никогда позже не поясняла, наверное, на то была Господня воля, — даже спустя много лет волнуется Михаил Михайлович, вспоминая о тех страшных моментах. Как показала дальнейшая жизнь, беды на берегу речки не кончились, а только начинались. Отца и его брата Ивана фашисты забрали в гарнизон. Оттуда живым Михаил Федорович не вышел, в 1942 году его расстреляли. А у малого Миши с матерью хождения по мукам только начинались.
Некоторое время они находились в немецкой комендатуре в Песках. Однажды собрали народ, чтобы устрашить строптивых перед «новым порядком», организовав показательную казнь Екатерины Ивановны. И снова уже во второй раз женщину спасает чудо, показательную казнь по неизвестной причине отменили, а женщину с сыном отправили в Кенигсберг.
Екатерина Ивановна и Миша работали по хозяйству у немки. Как им обоим удавалось выживать на чужбине, иначе как чудом не назовешь. Сначала серьезно заболела мать. Миша стоял на коленях перед ней и плакал горькими слезами, уже не надеясь на её выздоровление. Мальчик собирал хлеб для больной матери, однажды ему дали тарелку вкусного наваристого супа. Наверное, Господь опять услышал детские мольбу и слезы: мать поднялась на ноги.
На немецкой чужбине иногда встречались достойные люди. В этом Мише пришлось еще раз убедиться, когда сам заболел. —Тело мое покрылось сплошной болячкой, сам я высох в щепку. Сижу однажды доходяга - доходягой на тротуаре. Мимо проходит немецкая фрау, посмотрела на меня и всплеснула руками: «Боже мой, ребенок умирает!» Что ее побудило меня еле живого с инфекционной болезнью, которой немцы боялись, как огня, притащить к врачу, до сих пор не понимаю, — Михаил Михайлович в задумчивости качает головой. Один серый день на чужбине сменялся другим. И вот однажды на кухне диктор радио озвучил сообщение, для нас оно оказалось спасительным. Хозяйка и Екатерина Ивановна, которые находились в тот момент на кухне, одновременно начали плакать. Одна женщина плакала от горя и неопределенности, другая — от радости и близкой свободы. Это было сообщение о победе Советской Армии и полной капитуляции Германии. Сегодня Михаил Михайлович, к моему величайшему удивлению и восхищению, почти без запинки цитирует то сообщение … на немецком языке.
—Через несколько дней хозяйка провела нас на вокзал и даже купила билет. На вокзале в Кенигсберге встретили немецкого солдата Фрица, знакомого еще по нашим родным Боркам. Он тоже оказался человеком неплохим, угостил нас пирогом. Домой добирались с приключениями и долго, ехать пришлось даже на повозке. Но этот путь нам не был в тягость, потому что ехали домой,— продолжает рассказ Михаил Михайлович. -- Добрались до Борок, а там ни кола ни двора. Первое время пришлось ютиться в землянке размером 4х5 метров. Зато сегодня Михаил Михайлович с супругой Марией Станиславовной, имея золотые руки и недюжинное трудолюбие, сумели построить огромный дом площадью 120 м2. Вырастили сына и двоих дочерей, дождались внуков и несмотря на жизненные тяготы и невзгоды, сумели сохранить любовь, уважение друг к другу и неиссякаемый оптимизм. Поэтому внуки так любят гостить у бабушки с дедушкой.
Е. ЦЕСЛЮКЕВИЧ
Перепечатка материалов допускается с письменного разрешения «учреждение «Редакция газеты «Зара над Нёманам».
Назад