01 июля 2024 — 14:11
Есть в нашей истории такие даты, где не обойтись без печальных нот. 9 мая, 22 июня, 3 июля ‒ и под алый цвет гвоздик раздаются мерный стук метронома и отзвуки колоколов Хатыни.
И, пожалуй, нет лучшего времени, чем период между Днём памяти и скорби и Днём Независимости нашей республики, чтобы посетить этот мемориальный комплекс ‒ особенно в первый раз. И пока ваш транспорт держит путь в сторону столицы, мы советуем сделать небольшой крюк и заехать в урочище Уручье. Там заученные фразы со школы про каждого третьего погибшего и ужасы войны перестают быть просто словами ‒ и предстают перед глазами, оживая в нашей реальности.
Доказательство аксиомы
Сразу после завершения военных действий на территории БССР была создана Чрезвычайная государственная комиссия, которая искала места массовых захоронений, дислокации лагерей смерти и пыталась примерно подсчитать количество погибших. Данные эти, несмотря на то что прошло совсем немного времени, были приблизительными, в том числе и о тех местах, где проходили расстрелы мирного населения и военных.
Одним из таких мест стало урочище Уручье. При отступлении немецкие войска уничтожили здесь около 58 тысяч людей, трупы которых были утрамбованы по десяти ямам-могилам. Сохранились свидетельства очевидцев, которые вспоминали: разрытая земля алела от поднявшейся кверху крови и как будто двигалась, словно там, внизу, был ещё кто-то живой.
Однако карты Чрезвычайной государственной комиссии указывали только примерное местонахождение этих могил. В 1997-м году были предприняты попытки раскопок, однако они ничем не увенчались. И вот несколько лет назад повторная экспедиция оказалась успешной. Не обошлось и без счастливого случая: дорогу к могилам указал местный житель, которому, в свою очередь, показал её пожилой человек. Он-то, будучи тогда ребёнком, заметил, в какую сторону поехали машины с людьми.
Всё это рассказывает полковник Сергей Шикунец, заместитель начальника управления по надзору за расследованием особо важных уголовных дел Генеральной прокуратуры Республики Беларусь. Он, не заглядывая в записи, даёт цифры и факты из материалов дела, потому что курирует его уже третий год.
Эта информация высечена в его памяти, равно как отпечатались на сетчатке глаза останки погибших военных и гражданских. Человек привыкает ко всему, это верно, однако в голосе полковника то и дело вскипает возмущение, потому что некоторые вещи раз за разом бьют прямиком в душу, минуя защитные заслоны нашей психики.
‒ Самый частый вопрос, который нам задают: «Когда же мы закончим это дело?» ‒ рассказывает Сергей Шикунец. ‒ У меня всегда на него готов ответ: «Столько, сколько потребуется». Сейчас, чтобы защитить память о Великой Отечественной войне, уже недостаточно архивных документов, которые можно обнародовать. Самый действенный метод ‒ это ведение расследования и заведение уголовного дела. Всё для того, чтобы покарать виновных ‒ пусть даже посмертно ‒ и доказать то, что уже было аксиомой. В необходимости этого в том числе и наша вина ‒ силовых структур: не учили подрастающие поколения, не напоминали.
Разумен ли «человек разумный»?
Минут десять идём по лесу. Дорога наша, чуть размытая после дождя, отмечена жёлто-чёрными лентами, что используют при разметке мест преступления. Получается, мы как раз находимся на одном из них ‒ том самом, что не имеет срока давности.
На месте нас ждут три раскопанные могилы, между ними ‒ стенд с документами, а также артефактами и находками с мест захоронений. Их разнообразие подсказывает: убивали здесь не только военных. Вот солдатские алюминиевые ложки, а рядышком ‒ остатки женских гребней. Проржавевшие пряжки гражданских ремней соседствуют с чудом сохранившимися пенсне, а пуговицы ‒ с кусками рыжего металла, в котором смутно угадывается кошелёк.
Сергей Шикунец подтверждает наши догадки: некоторые захоронения не относятся к военным, и там даже не расстреливали людей. Правда, умерли они ещё более мучительной смертью: несчастных везли к заранее выкопанным могилам на «душегубках» ‒ грузовиках, где выхлопная труба шла прямиков в кузов. К месту назначения приезжала машина, наполненная мёртвыми телами. Подававших признаки жизни избивали железными прутами, зачастую просто проламывая ими голову.
Мы сейчас стоим как раз у одной из таких могил. И вот что странно: пугают даже не сами человеческие останки, а то, как они лежат. Ровно, с чуждой глазу похожестью. Природа в своём буйстве жизни редко не стремится к абсолютной симметрии. Ты сразу понимаешь, что этот поступок как раз дело рук человеческих: чья-то злая воля высвободила звериную ненависть, что содержится в homo sapiens. Результат ‒ десятки тысяч жертв только в урочище Уручье, миллионы ‒ в ходе всей Великой Отечественной войны.
Впрочем, после увиденного начинаешь сомневаться в разумности пресловутого sapiens. Тяжело смириться с мыслью, что расстрел беззащитных людей в затылок да избивание металлическими прутами выживших после «душегубки» когда-то сделали представители одного и того же вида, что ратовал за идеи гуманизма в эпоху Просвещения. Нет, это всё тот же человек, только показавший другую часть своего лица ‒ ту, что ощерилась звериным оскалом.
Чуть поодаль ‒ четвёртая могила, которая ещё не попадала в объективы фото- и телекамер. На неё наши коллеги по экскурсии возложили цветы. Всего таких захоронений в урочище найдено восемнадцать, поэтому начальную цифру в 58 тысяч убитых можно смело увеличивать. С тяжёлым сердцем возвращаемся мы к автобусам. Впереди ‒ Хатынь.
С широко закрытыми глазами
От Уручья до мемориального комплекса ‒ всего час езды. Можно сказать, что эти объекты стоит посещать вместе, чтобы усилить эффект от увиденного.
Хатынь встречает нас аномальной тишиной. Голоса людей, что сегодня решили посетить музей, как будто принадлежат другой реальности. Словно крики жертв всех сожжённых деревень сошлись здесь когда-то в едином вопле, после которого всякий звук здесь чужой ‒ даже знаменитые колокола Хатыни застают тебя врасплох.
Музей комплекса впечатляет именно тем, что достаёт из тебя эмоции, о существовании которых тебе не хочется знать. Страх. Ужас. И даже ненависть. Из зала в зал ведёт кровавая дорожка, спрятанная под полом. Там будто струится ручеёк крови, а рядом ‒ брошенные кем-то в последний момент вещи, словно смерть разлучила их с владельцами. Глаза следуют по дорожке вплоть до тех пор, пока не натыкаются на одинокую куклу в синем платьице. Становится жутко. Отвожу взгляд.
Однако ему здесь некуда сбежать: все экспозиции хранят память о тех временах, когда жизнь человеческая ‒ наша жизнь ‒ обесценивалась нацистскими захватчиками. Каждый зал пропитан этими воспоминаниями, будь то остов квартиры, застрявшей в безвременье, будь то зеркало, что помнит бывших владельцев ‒ призраков, рассказывающих леденящие истории. Например, Алла Марук расскажет вам, как её потеряла мама и бросили воспитатели, и как её нашли ‒ но лучше б не находили, ведь это были немцы. Девочка впоследствии пережила войну, выжила и написала в редакцию об этом письмо… Здесь и сейчас в брошенной квартире маленькая Аллочка рассказывает вам свою историю, пока по чёрным стенам начинают плясать алые языки пламени.
Красный и чёрный будут вас сопровождать в каждой комнате. В предпоследнем зале эти цвета буйствуют ещё сильнее: там вам расскажут о сожжённых деревнях. На информационном стенде горит число ‒ 10961. Судя по рассказам Сергея Шикунца, скоро на чёрной карте Беларуси, что находится в том же зале, прибавится ещё полторы тысячи алых точек. Отхожу и всматриваюсь в карту издали: пульсирующая рана на чёрной стене ‒ сожжённое, но всё ещё кровоточащее сердце.
Шестой зал и конец экспозиции воспринимаются как глоток свежего воздуха: распахнутые глаза радуются свету, и там же ты делаешь первый вздох полной грудью за всё время посещения музея. В этом зале ‒ мягкий свет, белоснежные стены, три арки, символизирующие каждого третьего погибшего белоруса. На стенах, обманчиво пустых, при ближайшем рассмотрении видны небольшие рельефные надписи ‒ каждая сожжённая деревня увековечена и в этом зале. Где-то на ней и мостовские Княжеводцы…
Конец экскурсии не повод сразу уезжать из Хатыни. Пройдитесь возле каждого мемориала, взгляните на обветренную фигуру «Непокорённого человека», в котором запечатлены не только боль и страдание, но и стойкость. Возложите цветы у Вечного огня ‒ только живые, никакого пластика. Осмотритесь вокруг ‒ и увидите ту самую симметрию мёртвых, только вместо останков ‒ памятники каждой «сестре Хатыни». Взгляните на это широко открытыми глазами.
Хосе Ортега-и-Гассет писал, что удивление ‒ это залог понимания, а отличительный знак мыслящего человека ‒ это глаза, изумлённо распахнутые в мир. Однако мы устали удивляться: в нашем веке, пресыщенным информацией, нам тяжело искренне распахнуть глаза. Особенно тяжело удивляться тому, что мы знаем с малых лет про трагедию Хатыни и зверства немецких нацистов. Про карательные операции и лагеря смерти. Про детей-доноров и пробитые черепа на дне ямы девятнадцать метров на пять. «И так знаем!» ‒ говорим мы, глядя на экраны смартфонов с широко закрытыми глазами.
Однако нужно удивляться. Нужно искренне изумляться, как человек способен на подобную жестокость. Нужно задавать вопросы: «Почему это произошло? Как мы можем это предотвратить? Где же корень зла, кроме нас самих?» Нужно искать ответы на эти вопросы столько, сколько потребуется.
Тогда мы запомним. Запомним и поймём.
Вместо послесловия
Обновлённые данные, полученные в ходе расследования дела о геноциде белорусского народа:
9200 ‒ 12348 сожжённых деревень
186 ‒ не менее 288 «сестёр Хатыни»
140 ‒ 187 карательных операций на территории БССР
480 ‒ 560 лагерей смерти 12 видов.
Виктор МОХАНЬ
Фото автора
Перепечатка материалов допускается с письменного разрешения «учреждение «Редакция газеты «Зара над Нёманам».
Назад